Улыбался он ясно, неподвижно. Она в платье, тугом, как бутон, отвесила ему книксен.
– И уложу.
– Давно пора, – сказала она.
И рассмеялась впервые за многие месяцы.
Он распахнул перед нею дверь. Серебристые крапинки пыли запнулись в солнечном луче. Постель в углу из соснового ствола и переплетенных веток. Йон Эрлих смотрел, как Лили перед ним раздевается, затем сбросил сапоги, расстегнул подтяжки, и одежда лужей осела у его ног на полу.
Немолод, однако гибок и энергичен, отметила она. Они лежали рядом, тяжело дыша, она лицом уткнулась ему в плечо. Разбудила его, когда небо еще не посветлело. Он повернулся к ней с ухмылкой:
– Даже по Писанию выходит, что дурного в этом нету.
В тридцать семь лет Лили родила первого из выводка Эрлихов: Адам, Бенджамин, Лоренс, Натаниэл, Томас и единственная девчонка, Эмили, младшенькая – появилась в 1872-м, через семь лет после окончания войны.
С холодами озеро стало замерзать. Йон Эрлих поднимался, одевался в хилом тепле очага, тихо выходил из хижины, каждый день проверял лед. Как нарастало четыре дюйма – человека удерживал. Йон Эрлих ходил по озеру туда-сюда, поначалу у берега. Лили смотрела, как он уменьшается, высокий и худой, хромота все незаметнее.
Яростный ветер задувал по сугробам, пинал в воздух маленькие снежные вихри. Деревья чернотой убегали в плоскую даль. Йон Эрлих брал с собой старших сыновей.
Отец и сыновья ходили кругами, проверяли, крепок ли лед. Соколятничание – так он это называл. В обход подбирались к середине озера. Всякий раз в центре спирали Йон Эрлих поднимал сапог и топал, проверял крепость льда. Лили глядела, как двое старшеньких, Адам и Бенджамин, повторяли за отцом. Тишину разрывал четкий стук их сапог. Ей чудилось, в любую минуту они могут исчезнуть, озеро заберет их и скует льдом, проглотит их шарфы, их шапки, их лицевые повязки. Но они все шли кругами, рисовали правильный узор. По топоту определяли толщину льда.
Наутро вышли бурить полыньи. Йон Эрлих сверлил длинным тонким буравом. Стальным, остроконечным. Лили наблюдала; он поворачивал рукоять – как будто масло взбивал. Над белой плоскостью вспыхивали ледяные искорки. Вместе с мальчиками он шел через озеро, бурил полынью за полыньей, каждые три фута. Превращали озеро в шахматную доску. В каждую полынью опускали прут – проверяли, достал ли бурав до воды. Вода бурлила и выплескивалась. Слой за слоем. Утечки встречались друг с другом, ширились ледяным покрывалом.
Дни шли за днями, а они вновь и вновь шагали по озеру и пробивали ледяную корку на полыньях. Опять поднималась вода. Лили выносила им обед на озеро: ломти хлеба с ветчиной, бутылки молока, заткнутые тряпками с бечевками. Йон Эрлих пил и рукавом отирал губы. Адам и Бенджамин наблюдали за отцом и делали так же. Вскоре к ним на озеро стали приходить Лоренс, Натаниэл и Томас.
Они возвращались в хижину, где Лили разводила огонь. Йон Эрлих умывался над тазиком, потом сидел при свете фонаря. Этот человек проживал две жизни. Нацеплял очки, вслух читал Писание. Поздно вечером они с Лили ходили посмотреть, насколько лед нарос. Коньков не надевали. Не хотели царапать лед, хотя Йон Эрлих понимал, что потом все равно придется выравнивать.
Они сверлили лед, и он утолщался – день за днем, сезон за сезоном. Когда пуржило, дело шло быстрее, и порой за ночь нарастало целых три дюйма.
Чернота силуэтов двигалась по необъятной белизне. Когда озеро замерзало как полагается, они притаскивали с собой тяжелую деревянную раму. К раме приколочен стальной полоз. Снег сбивался, собирался в бороздах. Ряд за рядом ложились эти борозды вдоль западного берега. Лили казалось, это множество белых бровей.
Счистив снег, Йон Эрлих с сыновьями выравнивали лед. Отмеряли большие квадраты, каждый размером с полдвери. Вгрызались в озеро плужным снегоочистителем. В пазы вставлялись отвалы, плуг тянула лошадь. В воздух взметались льдинки. Когда озеро очищалось, они брались пилить вдоль плужных следов. Лучший лед – как хрусталь. Твердый и прозрачный.
Полы складов крыты дубовиной. Окон нет. Стены двойные. Пустоты между внутренней стеной и внешней заполнены опилками – для изоляции того, что внутри. Куски льда складывали штабелями – так тесно, что и лезвие ножа между ними не всунуть.
Для Лили то была одна из величайших загадок: как умудряется лед не таять, даже весной.
Наваливался мороз. Они возделывали озеро. Со временем и младшенькая, Эмили, стала выходить, грузить ледяные кубы. Длинными крюками они пихали льдины по озеру, к лошади, что терпеливо ждала, когда настанет пора трудиться. Резкий поворот запястья – и льдина ускользает на двадцать ярдов. Лили любила смотреть, как Эмили ведет льдины по озеру – как изящно девочка гоняет ледяной куб.
Когда оттаивали притоки, лед возили до самого Сент-Луиса на барже, что стонала и скрипела под ледяным весом. Глыбы паковали в ящики и укрывали соломой, чтоб не растаяли. По речным берегам ревели лоси. В синей вышине парили сапсаны.
Йон Эрлих мимо песчаных отмелей заводил баржу в порт и до отказа набивал льдом подпол у набережной. Приходил торговец льдом с Кэронделет-авеню, проверял товар. Отсчитывал хрустящие банкноты. Доходное дело. Как будто сама Реконструкция Юга чуяла, как нужно все устроить. Гостиницы. Рестораны. Устричные лавки. Богатые люди в роскошных домах. Даже скульпторы, вырезавшие фигуры из льда.
Йон Эрлих арендовал еще одно озерцо на севере штата. Ставил опыты с новыми методами изоляции. Сконструировал сани. Возил льдины по запутанной сети каналов. Чертил всевозможные рычаги и шкивы для складских сараев. Лед требовалось доставлять по Миссисипи аж до самого Нового Орлеана. На другом берегу своего озера они выстроили новый дом, открытый утреннему свету. И соорудили коптильню. На крюках висели свиные бока и ветчина. Лекарственные травы: нард, истод сенега, сенна, анис. Закрома батата. Глубокие бочонки масла. Яблочный джем. Консервированные персики.